Юмор

Юмор (далее Ю) (англ. humour — нравственное настроение, от лат. humor — жидкость: согласно античному учению о соотношении четырех телесных жидкостей, определяющем четыре темперамента, или характера), особый вид комического; отношение сознания к объекту, к отдельным явлениям и к миру в целом, сочетающее внешне комическую трактовку с внутренней серьезностью. В согласии с этимологией слова, Ю заведомо "своенравен", "субъективен", личностно обусловлен, отмечен отпечатком "странного" умонастроения самого "юмориста". В отличие от собственно комической трактовки, Ю, рефлектируя, настраивает на более вдумчивое, серьезное отношение к предмету смеха, на постижение его правды, несмотря на смешные странности, — в этом Ю противоположен осмеивающим, разрушительным видам смеха.   В целом Ю стремится к сложной, как сама жизнь оценке, свободной от односторонностей общепринятых стереотипов. На более глубоком (серьезном) уровне Ю открывает за ничтожным возвышенное, за безумным мудрость, за своенравным подлинную природу вещей, за смешным грустное — "сквозь видный миру смех... незримые ему слезы" (по словам Н. В. Гоголя). Жан Поль, первый теоретик Ю, уподобляет его птице, которая летит к небу вверх хвостом, никогда не теряя из виду землю, — образ, материализующий оба аспекта Ю   В зависимости от эмоционального тона и культурного уровня Ю может быть добродушным, жестоким, дружеским, грубым, печальным, трогательным и т. п. "Текучая" природа Ю обнаруживает "протеическую" (Жан Поль) способность принимать любые формы, отвечающие умонастроению любой эпохи, ее историческому "нраву", и выражается также в способности сочетаться с любыми иными видами смеха: переходные разновидности Ю иронического, остроумного, сатирического, забавного. Сопоставление с основными видами комического многое уясняет в существе и своеобразии чистого Ю   С иронией, не менее сложным видом комического, Ю сходен и по составу элементов, и по их противоположности, но отличается "правилами" комической игры, а также целью, эффектом. В иронии смешное скрывается под маской серьезности — с преобладанием отрицательного (насмешливого) отношения к предмету; в Ю серьезное — под маской смешного, обычно с преобладанием положит, ("смеющегося") отношения. Сложность иронии, т. о., лишь формальная, ее серьезность — мнимая, ее природа — чисто артистическая; напротив, сложность Ю содержательная, его серьезность — подлинная, его природа — даже в игре — скорее "философическая", мировоззренческая. Ю нередко "играет" на двух равно действительных аспектах человеческой натуры — физическом и духовном. Различен поэтому эффект иронии и Ю, когда игра закончена и обнажается внутренний аспект, подлинная цель игры: ирония, порой близкая смеху язвительному, задевает, ранит, оскорбляет сугубо — не только открывшимся неприглядным содержанием, но и самой формой игры: тогда как Ю в конечном счете заступается за свой предмет, а его смехом иногда, например в "дружеском" Ю, "стыдливо" прикрывается восхищение, даже прославление. Колоритом Ю художники нового времени часто пользуются — во избежание ходульности или односторонности — для изображения наиболее благородных героев, а также идеальных натур "простых людей", национально или социально характерных.(В. Скотт и др.).   Не менее показательно сопоставление Ю с остроумием (остротой), с комическим в интеллектуальной сфере. Остроумие основано на игре слов, понятий, фактов, по сути своей далеких, но по ассоциации либо по словесному звучанию сближенных. В Ю же, напротив, за внешним, самим по себе комичным, интуитивно постигается внутреннее того же самого предмета, — за чувственным, зримым — духовное, умопостигаемое. Например, в романе Сервантеса долговязый, тощий Дон Кихот, мчащийся на костлявом Россинанте, а за ним на осле коренастый, толстопузый Санчо, каждый образ в обоих аспектах сам по себе, — и как взаимно связанная, целостная "донкихотская" пара, — и как странствующая ("за идеалом") пара на фоне косной, "неподвижной" действительности Испании: во всех этих планах та же ситуация непрактичного духа и бездуховной практики. Остроумие стилистически часто вырастает из сравнения (сопоставления различного), а Ю — из метафоры, нередко даже "реализованной метафоры" (материализация духовного).   Отношение Ю к сатире определяется уже тем, что источником сатирического смеха служат пороки, недостатки как таковые, а Ю исходит из той истины, что наши недостатки и слабости — это чаще всего продолжение, утрировка или изнанка наших же личных достоинств. Сатира, открыто разоблачая объект, откровенна в своих целях, тенденциозна, тогда как серьезная цель Ю, глубже залегая в структуре образа, более или менее скрыта за смеховым аспектом. Бескомпромиссно требовательная позиция сатирика ставит его во внешнее, отчужденное, враждебное положение к объекту; более интимное, внутренне близкое отношение юмориста (который "входит в положение" предмета его смеха) тяготеет к снисходительности, вплоть до резиньяции — перед природой вещей, перед необходимостью. Но именно великим сатирикам (Дж. Свифт, М. Е. Салтыков-Щедрин), пребывающим в глубоком, нередко близком к трагизму, разладе с жизнью, часто свойственно причудливо перемешивать гневную серьезность с абсурдно игровым, как бы шутливо незначительным (персонаж с "фаршированной головой" у Салтыкова-Щедрина): восстанавливающая бодрость "анестезия" смехом и игрой, некое "ряжение" сатиры под забавный Ю   Исторически Ю выступает как личностный преемник безличного древнейшего типа комического — всенародного обрядно-игрового и праздничного смеха. Жизнь преломляется в Ю через "личное усмотрение", центробежно ("эксцентрично") уклоняясь от официальных стереотипов представлений и поведения. Сфера Ю, в отличие от архаического смеха, — это личностное начало в субъекте смеха, предмете смеха, критериях оценки. Если коллективное празднество поглощает, уподобляет каждого всем, интегрирует (клич карнавала: "делайте, как мы, как все"), то Ю дифференцирует, выделяет "я" из всех, даже когда оригинал-"чудак" (например, Дон Кихот) подвизается для всех, вплоть до самопожертвования ради всех. В Ю "мнение" перестает быть мнимым, недействительным, ненастоящим взглядом на вещи, каким оно представляется сознанию безличному (традиционно-патриархальному), и, напротив, выступает единственно живой, единственно реальной и убедительной формой собственного (самостоятельного) постижения жизни человеком. Трактуя вещи серьезно, но аргументируя комически, "своенравно", апеллируя не отдельно к разуму или чувству, а к целостному сознанию, Ю как бы исходит из того постулата, что в отвлеченной от субъекта, в безличной форме убеждение никого не убеждает: идея без "лица" не живет, "не доходит", не эффективна. Личностной природой Ю объясняется то, что, в отличие от других форм комического, теоретическая разработка которых восходит еще к древнему Востоку и античности, Ю привлек внимание эстетиков поздно — с 18 в. Но с тех пор исследования Ю появляются одно за другим — Ю почти заслонил для нас прочие виды смешного. Общепризнанная "родина" Ю — Англия, страна классического развития буржуазно-либеральной мысли, но также классическая со времен пуританства страна canfa (английское — лицемерие, ханжество, пошлое в общепринятых стереотипах приличий), как и страна наиболее яркой многовековой борьбы (в характерно английской "эксцентричной" форме) с cant"om, с тиранией общественного мнения.   Для культур до нового времени Ю, как правило, не характерен и встречается, знаменуя формирование личности, лишь на периферии морального и религиозного сознания как оппозиция — нигилистическая, иррационалистическая, мистическая или шутовская — господствующим канонам; античные анекдоты о киниках (особенно о Диогене — "взбесившемся Сократе"), позднесредневековые легенды "о нищих духом", "безумно мудрые" выходки юродивых в Древней Руси, поэзия деклассированных кругов (лирика Ф. Вийона). Первые литературные образцы универсального смеха, близкого Ю, принадлежат эпохе Возрождения — в связи с "открытием человека и мира", новым пониманием личности и природы, причем генетическая связь с архаическим смехом в них еще достаточно наглядна ("Похвала Глупости" Эразма Роттердамского, "Гаргантюа и Пантагрюэль" Ф. Рабле, комедии У. Шекспира, образ Фальстафа и "фальстафовский фон" его исторических драм). Б. Джонсон одним из первых вводит в литературу обиход слово "Ю" — правда, еще в сатирическом смысле "порочных односторонностей" характера: комедии "Всяк со своей причудой" ("своим Ю") (1598) и "Всяк вне своих причуд" ("своего Ю") (1599). Первый законченный образец Ю — "Дон Кихот" Сервантеса, непревзойденный идеал и отправная точка для последующей эволюции Ю в литературах нового времени.   Отстаивание "естественных" личных прав и "поэтизация прозы" частной жизни в век Просвещения ознаменованы расцветом Ю, прежде всего — в английской литературе ("семейный роман" — Г. Филдинг, О. Голдсмит, Т. Смоллетт; проза Л. Стерна — вершина Ю в литературе 18 в.). Во французской литературе возможности Ю обнаруживает "философский" роман (Вольтер, "Жак-фаталист" Д. Дидро). Высшие образцы Ю в немецкой литературе 18 в. — идиллия "Герман и Доротея" И. В. Гете и особенно его роман "Годы учения Вильгельма Майстера", затем романы Жана Поля — "немецкого Стерна". Своеобразной разновидностью субъективного Ю оказывается романтическая ирония, нашедшая художеств, воплощение у Л. Тика, И. Эйхендорфа, А. Шамиссо, но полнее и поэтичнее всего в двойном плане повествования Э. Т. А. Гофмана. Наиболее влиятельным оказался и в 19 в. Ю английского романа. Величайший мастер Ю (но также великий сатирик) Ч. Диккенс начал с "Посмертных записок Пиквикского клуба", наиболее значительного в европейских литературах подражания Сервантесу, но методом образотворчества в целом чаще продолжал английскую традицию эксцентрических образов Л. Стерна, придав Ю более социально заостренный смысл.   Многочисленны разновидности Ю в литературе 20 в. — от традиционных, восходящих к литературе Возрождения и национально характерных (санчопансовский образ "бравого солдата Швейка" Я. Гашека, раблезианский "Кола Брюньон" Р. Роллана) — до "авангардистских" (в дадаизме, сюрреализме, или "комедии абсурда").   В русской литре 19 в. многообразен и в высшей степени самобытен юмор Гоголя (от народно-праздничного смеха "Вечеров на хуторе..." и "героического" Ю "Тараса Бульбы" до причудливого гротеска "Носа", идиллического Ю "Старосветских помещиков" и грустного Ю "Шинели"). Ю в самых различных функциях и оттенках присущ Ф. М. Достоевскому, А. Н. Островскому. Ю пронизаны рассказы и пьесы А. П. Чехова. Замечательные образцы различных видов Ю в советской литературе — у И. Э. Бабеля, М. М. Зощенко, М. А. Булгакова, М. А. Шолохова, А. Т. Твардовского, В. М. Шукшина.   Лит.: Пропп В. Я., Проблемы комизма и смеха, М., 1976; Bahnsen J., Das Tragische als Weitgesetz und der Humor als ästhetische Gestalt des Metaphysischen, Lauenburg, 1877; öffding ., Humor als Lebensgefühl, 2 Aufl., Lpz., 1930; Preisendanz ., Humor als dichterische Einbildungskraft. Münch., (1963). см. также лит. при ст. Комическое.   Л. Е. Пинский.